Аня-каракал сидела на пороге долго. Так долго, что разогревшийся на солнце асфальт припек подушечки на лапах — приходилось то и дело приподнимать нижние конечности над землей, чтоб хоть немного охладить их.

Вдруг Аня заметила пыльное облако — вдали, за забором. Облако приближалось, и в нем проступала темная сердцевина.

— Йуу-хуу, — пропела Аня, выключая патефон, поверх которого уже накладывался топот копыт. — Тут как тут.

Топот замедлился, в распахнутые ворота въехал олень, а на нем — тип в плаще. Черном, ясен-то пень. И олень черный.

Тип осадил оленя перед самым порогом, и Аня чихнула от пыли.

— Эй ты, каракАлица, хомяка не видала?

Аня поднялась с порога и ушла в дом. Вернувшись с трубочкой и пакетиком M&M's, она села на прежнее место, подняла трубочку повыше и придирчиво ее осмотрела на свет. Вскрыла пакетик, заложила зеленую M&M-сину в трубочку и дунула. M&M-сина отскочила рикошетом от дерева и пролетела рядом с оленьей ногой.

Олень дернулся и невнятно замычал — морда у него была завязана ленточкой. Черной, ясень пень.

— ЦЦЦ, — покачала головой Аня.

— Ну? — переспросил тип и мотнул головой, глубоко ушедшей в черный капюшон.

— Есть у нас хомяки, есть. А ты какого ищешь? Такого гламурного, в лиловом фраке?

— Точно, — закивал тип.

— Такого не видала, — Аня сморщила правую щеку, отчего усы скривились вверх.

Послышался невнятный писк, будто из-под земли.

Капюшон насторожился.

— Объелась, урчит теперь, — объяснила Аня, поглаживая животик.

— А ты кто вообще? — тип подобрал длинные полы плаща и спешился (и нет, он не упал. Он не запутался в плаще, не споткнулся, хотя жанровые предпосылки были).

— Я-то? — Аня задумалась. — Я-то местная. Тутошняя.

Лицо под черным капюшон на мгновение повернулось к ней, охватив ее взглядом, и сразу отвернулось, так что Аня не смогла его рассмотреть. Не очень-то и хотелось.

Аня выдула еще одну M&M-сину и сказала:

— Ты зайди в дом, погляди. Пошарь. Может, след возьмешь или чо.

Она подвинулась, пропуская его.

Пока гость хлопал дверями, топал по кухне и горницам, олень стянул с морды ленточку (пришлось повозиться). Он икнул и игриво глянул на Аню. Аня повела левым ухом.

Тип в черном плаще уже вернулся к входной двери и второй раз осматривал коридор и кухню, стоя на пороге. Он резко дернул половик. И тут же послышался тяжкий вздох — под половиком был только пол.

Аня вздохнула за компанию.

— А чего у тебя хомяк-то сбежал? — сочувственно спросила она. — Может, ты обращался с ним… плохо?

— За такое я и врезать могу, — прорычал ХЗ (а это был, конечно, он).

— Я тоже врезать могу, — промурлыкала Аня, нащупывая шокер, который успела выхватить из кармана у Рафаэля, прежде чем заглотить его.

— Во баба пошла, — заворчал ХЗ. — Слова ей не скажи.

Он снова задумался.

Аня зарядила желтую M&M-сину, дунула вниз. M&M-сина отрикошетила от асфальтовой дорожки и бухнулась в пыль.

— Может, ты Аню видела? — спросил, наконец, ХЗ. — Аня эта еще…

— Она-то что тебе сделала?

— Так это ж она хомяка и стырила. А мне он сейчас позарез нужен. По-за-рез, — ХЗ провел ребром ладони по шее. — На новую миссию. Аню найду — найду и хомяка, не поверю, чтоб она его далеко от себя отпустила.

— А ей он зачем понадобился?

— Вот спроси. Ну так как, видела ее?

Аня подняла морду к небу, что-то прикидывая.

— Знаешь, я сколько Аней встречала за свою жизнь, — медленно проговорила она. — Ты какую именно ищешь?

— Ну такая она, — ХЗ защелкал пальцами, подбирая слово… — Такая… Как бы это печатно сказать… Одноклеточная, — он рассмеялся. — Точно, одноклеточная.

— Инфузория что ли? — переспросила Аня-каракал.

— Вообще-то она всегда зайцем была. Доходили до меня слухи, будто бы она апргредилась до овцы. Но я скорей поверю в инфузорию.

Аня теребила кисточку на левом ухе.

— Зайцев я отродясь не видала. Разве что на картинке.

ХЗ поник.

— Инфузорий тоже.

ХЗ поник вдвойне.

— А вот про овцу слышала.

ХЗ воспрял.

— Про овцу я слышала такую фразу: «Аня-овца на самый полюс подалась».

— Тудысь! — сплюнул ХЗ.

— Вспомнить бы только, где я эту фразу слышала… Кто ее сказал… Точно! — Аня-каракал вскочила на лапы. — Вспомнила! Сельдерей Петрович!

— Петрович-то? — оживился ХЗ. — А его что, не счавкали еще? Я ему сразу, как только он имя поменял*, сказал: «Тебе, Сельдерей, теперь одна дорога — в суп». — ХЗ внезапно развеселился, а потом так же внезапно посерьезнел. — И где он теперь живет? Где его найти?

— Это-то тебе вряд ли удастся. Он законсервировался.

— Как-то есть «законсервировался»?

— А так. Закопал здоровую консервную банку, набрал мятничков, какао, вентиляцию обустроил и запаялся изнутри. Говорит: «Посижу, пока вы от своего похороновируса передохнете. А потом, когда вирус клыки-то свои попритупит, я вылезу такой, в зеленых кедиках, и пятьдесят раз от пола отожмусь».

— Туддддысь, — ХЗ шваркнул ладонью по открытой деревянной двери. — Туддысь… Тудысь его… Шизожник.

Аня запулила еще одну M&M-сину в пыль.

— Небось еще задницей крутил, когда говорил это, — заметил ХЗ.

— Точно-точно, — как будто припомнила Аня. — Крутил и припрыгивал.

Тут снова послышался какой-то писк. Будто бы разом пищало несколько голосочков.

ХЗ напрягся.

— Прям спасу нет, как урчит, — Аня виновато рассмеялась и погладила живот. — Надо чего-нибудь выпить пищеварительного.

— Боярышник дать?

— Спасибо, я как-нибудь сама.

— А он где закопался-то? — спросил ХЗ.

— Кто же его знает, — развела Аня лапами. — Он сделал так, чтобы сверху еще травка насажена была, так что его не найти, пока сам не выползет. А это будет через…

— Тудддысь, — взревел ХЗ. — Я теперь что, на самый полюс должен переться за этой инфузорией?

— Ну не знаю, — кротко заметила Аня. — Сельдерей, конечно, прогрессивная зверуня, но ведь он же трепет что зря… Верить ему на слово… А, может, он в переносном смысле про полюс говорил.

— Я не поеду, — резко сказал олень и икнул.

— Сколько можно икать! Я спрашиваю, сколько можно икать?! — топнул ХЗ.

Олень ухмыльнулся и снова икнул.

— Что не так с этим миром, если я, Сам я, вынужден прибегать к услугам этой гнусной, невежественной твари?! — не выдержал ХЗ.

Олень склонил голову, все еще ухмыляясь, и икнул громче прежнего.

— По нынешним-то временам всякий транспорт годится, тем более аэрабельный, — сказала Аня. — А если я ему хорошенько наподдам, то он тебя месяца за три до полюса домчит по воздуху.

ХЗ громко выдохнул.

— А может, ты брось эту затею, хомяка искать, — продолжала Аня. — Возьмешь нового, младшенького. Обучишь на современный лад… А этого, раз он такой вредный… Забудь… И так ему и надо… — и Аня вдруг вздохнула.

— Еще чего! Он мне знаешь сколько чистой энергии выработал! Тебе не снилось!

Подхватив плащ, ХЗ вскочил на оленя.

— Поддать? — участливо спросила Аня. — Для скорости?

— Смотри, чтоб я тебе не поддал, — огрызнулся ХЗ.

Олень сделал круг по двору.

— Эй, а на какой полюс-то? Южный или Северный? — опомнился ХЗ.

Вот тут-то Аня чуть не попалась. Надо сказать тот, где не льды (ненадежная по нынешним-то временам штука), а земля. И в спешке она никак не могла сообразить, который это.

— Где мишка белый, — осенило ее (мишка небось не дурак на мокром полюсе жить).

Олень сделал второй круг и шагом направился к воротам. Усы у Ани поникли.

Вдруг она набрала воздуха, как будто собираясь что-то крикнуть, и подалась вперед.

И в тот же момент ХЗ резко осадил оленя и обернулся. Капюшон слетел на плечи.

— Может, зачистить тут все напоследок? — сказал он, всматриваясь в Анину морду, как если бы только сейчас ее заметил.

Аня выпрямилась и выдохнула. Закинула в трубочку очередную M&M-сину и запулила куда-то влево. M&M-сина шмякнулась в молоденькую травку и так и осталась там лежать. Красная на зеленом.